Татьяна сидела на берегу озера и смотрела на старую сосну. Она росла на самом обрыве, изогнувшись дугой над водой, будто застыв в вечном поклоне. Её ствол был покрыт шрамами от молний и ветров, сучья торчали в стороны с кричащей нелогичностью. Дети часто смеялись над ней, называя «уродливой». Лесники, вероятно, давно списали её как брак.

А Татьяна любила именно её. В этой сосне она видела себя.

Её жизнь никогда не была «прямой и правильной». В школе — тихая, странная девочка, которая вместо вечеринок ходила в музей и читала Кафку. В университете — бросила престижный экономический факультет и ушла в философию, к ужасу родителей. Карьера? Череда случайных заработков: репетиторство, переводы, работа в маленьком антикварном магазинчике. Ни дома, ни семьи, ни машины. С точки зрения общества — кривое, несостоявшееся дерево.

Ровные и правильные деревья — это её одноклассники, коллеги. Те, кто шёл по проторенной дороге: школа — вуз — работа — ипотека — семья. Они были как стройные сосны в питомнике. Их жизнь была предсказуема и понятна. И… обречена. Татьяна знала - именно такие, прямые и правильные, «идут на доски». На строительство прочного, но чужого дома. На мебель, которая служит чьим-то целям. Их ценность утилитарна. Их судьба — быть потреблёнными системой, которая их же и вырастила.

А её изогнутая сосна… Она никуда не годилась. Ни один плотник не посмотрел бы на неё. Но в этой непригодности была её свобода. Она не служила. Она была.

Каждый изгиб её ствола — это битва с ураганом, который она пережила. Каждый потерянный сук — память о суровой зиме. Её корни, цепляющиеся за голый камень, рассказывали историю выживания вопреки всему. Она была не просто деревом. Она была летописью этого места, его стойкости и его боли.

Татьяна прошла через годы терапии, чтобы понять: её депрессия и тревога рождались не из-за её «кривизны», а из-за попыток выпрямиться. Как только она перестала насиловать свою душу, требуя от неё быть прямой доской, внутри наступил мир. Произошло принятия своих шрамов, своих странностей, своих «неправильных» решений.

Она научилась видеть красоту в изломах. Её одиночество стало не пустотой, а пространством для мысли. Её неустроенность — возможностью для спонтанности. Она была бедна деньгами, но богата временем и собой.

Прямое дерево ценно своей потенциальной полезностью для Другого. Кривое дерево ценно просто тем, что оно есть — уникальный, неповторимый акт сопротивления хаосу и стандарту.

Однажды, во время особенно сильного шторма, упала величественная, идеально прямая ель из центра леса. На следующий день её уже пилили на брёвна. А сосна Татьяны, качаясь на ветру, лишь поскрипывала, будто усмехалась. Она знала, что этот шторм — лишь один из десятков в её долгой жизни.

Татьяна встала и потрогала рукой шершавую кору своей сосны. Они были из одного племени — племени тех, кто избежал участи быть доской. Их жизнь не была лёгкой. Она была долгой, наполненной, осмысленной, настоящей, с замысловатым, изогнутым узором. И этот узор принадлежал только ей…..

ღ Ольга Российская ღ